Дети палача. Месть иссушает душу - Дмитрий Видинеев

– Куда ты делся, демон?! Вернись, сейчас же!

Вдруг он увидел, как по дороге в его сторону быстро скачет кролик – возможно, тот самый, что перебежал тропу совсем недавно. Глаза зверюшки горели красными угольками, а движения были странными, неестественными. Словно невидимый кукловод дергал за веревочки, управляя телом кролика как марионеткой.

Зверек подбежал к ногам Фарамора и остановился.

– Чего ты ждешь? – раздался снизу голос Хета – голос явно исходящий от кролика. – Возьми и сверни шею зверю, я не собираюсь торчать в нем вечно!

Фарамор сообразил, что демон вышел из куклы и вселился в кролика. Это было удивительно. Он бросил на землю топор и поднял за уши зверька. Тот сразу же задергал лапами, пытаясь вырваться. Красные угольки в глазах погасли.

– Да сверни ты ему шею, наконец! – это воскликнула уже кукла, которая встала на ноги и начала отряхивать от пыли рыжие волосы.

Фарамор резко дернул голову кролика в сторону, почувствовав хруст позвонков. Тушка зверька обмякла.

– А ты не совсем бесполезен, – сказал он Хету.

– И это твоя благодарность? – проворчал демон. – В следующий раз сам добывай себе пищу.

Фарамор поднял топор и пошел дальше по дороге. Хитрец Хет побежал следом, быстро перебирая короткими ножками. Возле дуба, к которому была приколочена доска с надписью «Сэдра здесь. Восславим!», Фарамор остановился и бросил тушку кролика на землю.

– Хорошее место для привала, – заметил он. Затем нераздумывая, отбил топором доску от дуба и расщепил ее на множество щеп. Затем собрал опавшие ветки и разжег костер прямо посреди дороги. Хитрец Хет держался поодаль, опасаясь, что в его тряпичное, набитое сеном тело отлетит искра или уголек.

Фарамор не умело, но быстро освежевал кролика, разрубил сочащуюся кровью тушку на куски и положил мясо на угли. Запах сводил с ума, заставляя желудок урчать от нетерпения. Не дожидаясь, пока крольчатина полностью пропечется, Фарамор вынул один кусок из угольев, перекинул несколько раз из руки в руку, чтобы немного остудить и впился зубами в сочащееся жиром мясо.

Глава 9

Ирьяда Нара, настоятельница женского монастыря, сидела возле постели девочки. В покрытом сетью морщин лице семидесятилетней женщины отражались отголоски былой красоты. Глаза не утратили блеск, а седые, стянутые обручем волосы походили на серебряные струи, добавлявшие облику Ирьяды нотки благородства.

Для настоятельницы прошедшая ночь была беспокойной. Вчера вечером у двух послушниц случился припадок – одновременно, без какой бы то ни было причины. Они бились в конвульсиях и хрипели, чем немало перепугали особо впечатлительных. После припадка несчастные еще долго приходили в себя. Их трясло как после сильного испуга. Лишь приняв успокоительное снадобье матушки Гаи, одна из них сказала, что во время припадка у нее было видение: темный смерч, в котором кружились зеленые звезды.

– Ужасный, ужасный смерч! – повторяла послушница, и в глазах стоял страх, как подтверждение ее слов. – Он был живой! Само зло… я видела само зло! Боги, за что все это? Чем я заслужила…

Несмотря на успокоительное снадобье, с ней случилась истерика, и матушке Гае пришлось усыпить, дав сонный порошок. Другая послушница находилась в ступоре. Она бормотала про какую-то Искру и на вопросы не реагировала.

Ирьяда Нара и раньше видела припадки, но чтобы сразу у двух человек одновременно? Нет, здесь определенно что-то не так. Если бы это произошло вне монастыря расположенного на святом месте, то можно было бы предположить, что к странному припадку послушниц причастна нечистая сила. Но здесь, в обители такое просто исключалось. Еще Ирьяду встревожили слова про ТемнуюИскру. Она слышала о ней. Определение, связанное с черной магией, что-то очень не хорошее. Это все, что настоятельница знала о Темной Искре. Немного, но достаточно чтобы встревожиться. Ирьяда решила, что позже найдет время и пороется в библиотеке, возможно, обнаружит в одном из фолиантов более подробные сведения. Матушка Гая вообще не знала о Темной Искре.

– Нет, никогда не слышала, – сказала целительница. – Но мне все это не нравится. Очень не нравится. Терпеть не могу, когда случается то, что я не понимаю. Ума не приложу, что случилось с этими двумя девчонками? И заметь, – Гая посмотрела на Ирьяду с таинственным видом, – днем у нас появляется раненая девочка, а вечером у двух послушниц случается припадок, это не очень похоже на совпадение. Здесь определенно может быть связь, ты не находишь?

– Возможно, связь и есть, – задумчиво ответила Ирьяда. – Хотя… нет, это все же совпадение, – и, тяжело вздохнув, добавила: – надеюсь, что это совпадение.

– И вообще, у меня плохое предчувствие, – проворчала Гая. – Весь день себе места не находила. Чую… чую что-то не хорошее!.. Попомни мои слова, я никогда не ошибаюсь.

– Ты, матушка, чуяла конец света, когда правителем Исходных земель стал Таракот, – невесело улыбнулась Ирьяда. – Стареем мы с тобой, Гая, стареем. Преклонные года не добавляют оптимизма. Плохое предчувствие? Что же, будем молиться, чтобы оно не оправдалось.

Лодка Невеи плыла совсем рядом с берегом. Иногда днище касалось подводных камней, грозя застрять на мелководье. Туман растворялся, словно впитываясь в поросшую серой травой землю. Сквозь белесые клочья проступали очертания корявых, лишенных листвы деревьев. Девочка слышала далекий вой, стоны, переходящие в скрежещущий смех, многоголосый шепот. Ее бросало в дрожь от мысли, что она может увидеть источник этих звуков.

– Пожалуйста, отплывай, – просила она лодку.

Туман таял все быстрее. Теперь Невея видела за убогими деревьями огромные руины. Полуразрушенные, торчащие как обломанные клыки башни, обвалившиеся стены – мрачные развалины на фоне серой однообразной мглы.

Лодка зашуршала днищем по мелководью и остановилась.

– Нет! – шепотом, словно опасаясь, что ее кто-то обнаружит, произнесла Невея.

Каменистый берег переходил в широкую, мощеную потрескавшимися плитами дорогу, которая уходила вдаль к развалинам. Шепот усилился. Множество невидимых созданий пытались что-то сказать Невее на непонятном языке.

Она увидела как по дороге, в ее сторону движутся две фигуры. Человек и кто-то маленький, размером с кошку. За ними мелькали бледные призрачные силуэты каких-то существ.

– Пожалуйста, уплывай! – простонала Невея.

Она пыталась встать на ноги, но тело, словно одеревенело. Фигуры приближались. Невея видела, что вместо лица у человека черное пятно, как кусочек ночи с красными искрами глаз. Серые волосы обрамляли эту темноту, будто оправа из тусклого серебра. В руке человек сжимал рукоять большого топора. Маленькая фигура была не ясной, расплывчатой, смутно похожей на крохотного человечка, окутанного красноватым маревом. Лишь глаза горели четкими алыми точками.

– Я не хочу, чтобы они подходили! – с отчаянием сказала Невея. – Не хочу! Уплывай же, уплывай отсюда! Пожалуйста!

Лодка словно услышав ее мольбы, покачнулась, слегка накренилась на один борт и начала разворачиваться. Фигуры были уже совсем близко. Невее показалось в них что-то знакомое. Едва уловимое.

– Уплывай же!

Лодка, рассекая водную гладь, поплыла к середине реки. Шепот начал стихать. Берег окутывался туманом, скрывая деревья, руины и фигуры на дороге.

– Спасибо! – прошептала Невея. – Спасибо!

Ирьяда увидела, что девочка приоткрыла глаза и произнесла:

– Спасибо.

Настоятельница встала и салфеткой вытерла с ее лба выступившую испарину. Взгляд у девочки становился осознанным. Не поднимая головы от подушки, она осмотрелась.

– Где я?

– Ты в безопасности, – мягко сказала Ирьяда.

Глава 10

Погруженный в свои мысли, Фарамор не замечал ничего вокруг. Он думал о будущем, строил смелые планы. Вот только Невеи в мыслях не было. Носитель Искры даже не сознавал, что кровные узы оборвались. Прошедшая ночь их уничтожила, растворила в равнодушии. Теперь и память об отце вызывала лишь злость, служила стимулом для новой волны гнева. Будто бы и не было в жизни ничего хорошего, не существовало спокойных дней. Память вырывала из небытия презрительные взгляды соседей, холодную сдержанность булочника торговавшего за углом, перешептывание людей на купище – людей слишком глупых, чтобы отличать плохое от хорошего. Стадо. Людское стадо, которое заслуживает убоя.

Вокруг щебетали птицы, радуясь погожему дню, стрекотали кузнечики, легкий ветерок шелестел листьями. Но у Фарамора эти приятные звуки природы не вызывали никаких чувств. С тем же равнодушием он смотрел на красоту леса и на небо, по которому величественными фрегатами медленно плыли облака. Все это было тем, что его исковерканное Сэдрой сознание теперь определяло, как недостойное внимания.